Тяжелые капли барабанят по стальным листам на крыше, создавая сплошной, немного гулкий, успокаивающий и уютный шум, из которого время от времени различались удары тяжелых капель о жестяной дождевой паз, и мерное журчание воды падающей из паза в бочку.
     Я люблю когда идет дождь, тогда кажется, что никто не ходит по улице а все сидят дома и смотрят телевизор, и я один из них.
     В деревне (дачей это назвать сложно, из за того что дачники, в обычном понимании этого слова, там не водятся), как стемнеет, редкая женщина одиноко возвращаясь с работы просеменит по тропинке, уходящей по прямой до дальнего поселка, еще реже проедет машина. Но в дождь особенно пусто на улицах, одним словом стояла полная идиллия. И дождь, прямой, спокойный и сильный молотил по крыше принося эту идиллию на улицу и в душу.
     В комнате тихо работал старенький "Рубин". Однако до меня доходили лишь обрывки отдельных фраз, которые меня и вовсе не интересовали.
     [...и-и-и вновь в эфире ток-шоу Поле Чудес...]
     Часы на стене хрустели при каждом повороте секундной стрелки. В тускловатом свете лампочки, одиноко светящей с люстры, тогда как две ее подруги давно перегорели, я сидел на старом, но таком удобном креслице, что вставать с него не хотелось, будь то потоп или землетрясение, и придавался раздумьям, так кстати навалившимся на меня, и невероятная трезвость в этот момент радовала меня еще больше чем дождь. И пользуясь небывалой за весь день ясностью ума, я обдумывал какие-то важнейшие проблемы и задачи, впрочем, вскоре неожиданно прерванные и из-за того напрочь забытые.
     [...вращайте барабан... и тема сегодняшней игры ..]
     Дун-дун-дун... - стучало за окном, и попеременно били тяжелые капли о жестяной подоконник, то в левом окне, то в двух правых. А за окнами тяжелая непроглядная тьма обволакивала стекло и прерывалась лишь яркой кромкой рамы озаренной уличным фонарем. О присутствие дождя можно было узнать только по звуку, издали окно представляет собой неизмеримо черный квадратик бездны.
     [...лекламная пауза... (смех)...]
     Безмятежность прервал быстро повторяющийся стук, и как показалось сначала он был не природного происхождения. Я привстал и прислушался, звук больше не повторялся. "Какого черта там носит" - мысленно чертыхнулся я. Но тревога больше не дала мне спокойно размышлять. Я медленно встал и посмотрел на окна. За окном улица на мгновение осветилась белым светом, я подошел ближе к окну и через несколько секунд небо огласил басовитый рокот, который удалился куда-то на восток. Капли стекали по стеклу размазывая картину за окном.
     Совершенно неожиданно для меня, вдруг за стеклом чуть под подоконником мелькнуло что-то светлое и замерло. Как раз в этот момент небо озарила еще одна вспышка, и на этот раз грохотнуло посильнее. Сердце екнуло, в голове промелькнули тысячи мыслей, что за существо хочет ворваться ко мне в дом через окно. Но тут я разглядел маленький кулачек, который постучал в стекло с той стороны.
     В голове у меня возникла только одна мысль: <Сашка>
     Сквозь струи воды на меня глядело Сашкино светлое личико.
     Сашка - мой двоюродный племянник, 9-летний славный мальчик. Он всегда ездил ко мне на велосипеде поиграть в приставку которую я привозил на лето на дачу, и мы часто играли и проводили время вместе хотя разница в возрасте была почти 10 лет. Я не видел его с прошлого лета, и теперь какая-то томная тревога поднялась от живота и замерла под сердцем. Как он изменился за это время? Как изменилось его отношение ко мне? О чем я думаю? Бедный, что он здесь делает в такое время?
     - П-привет! - сквозь стук зубов только и смог вымолвить Сашка, когда я открыл ему дверь.
     Через мгновение, я уже закрывал за ним дверь, а он мокрый стоял у меня в прихожей, и, сложив руки на груди, трясся и стучал зубами. С него текло на половик, и небольшая лужица образовалась под его сандалиями. Он заметно подрос за этот год и превратился из пухленького мальчика в худощавого симпатичного стройного юношу. Мокрый, с мокрыми темными волосами, облегающими голову и залепившими лобик, в одной футболке и бриджах, которые теперь облегали его тело и свисали с него, он был такой трогательный и маленький, что я с трудом подавил в себе желание прижать его к себе и согреть своим телом.
     - Ты что на ночь глядя приехал? - недоумевал я, хватая полотенце с сушильной веревки, и начал с силой растирать его грудь и худые плечики, от чего его мотало как куклу. Потом я перешел на голову и начал полотенцем вытирать его волосы.
     - У бабушки спать негде, - начал он оправдываться с, трудом выговаривая слова сквозь полотенце, - Я отпросился к тебе.
     - И тебя отпустили? - допрашивал я, закончив вытирать, и оставив полотенце у него на плечах, как воротник, и поглядел ему в лицо. Волосы его теперь заметно посветлевшие торчали в стороны, а личико раскраснелось, и на щеках от прилившей крови выступили розовые обводы, от чего его личико приняло здоровый цвет. Сейчас он был похож на ангела. От него пахло такой свежестью, как от Афродиты которая только что вышла из морской пены.
     Он опустил взгляд, отчего сделался еще более трогательным, и стал точь-в-точь таким каким я его запомнил с прошлого лета.
     - Ну:
     - Что ну? - я взял его за подбородок, - Посмотри на меня.
     Он взглянул на меня своими большими серыми безупречными глазами, и неопределенно закусил нижнюю губу. Глаза у него всегда были такими живыми, когда ему было грустно - они были неимоверно печальны, когда весело - глаза выражали всю радость и веселье которые только могут быть у ребенка. И сейчас, на этом худеньком личике, их стальной цвет, отдающий в голубизну, стал самым приятным видом который я мог себе представить.
     Он всего лишь ребенок. А я взрослый парень, можно сказать отец. Ну ладно - старший брат, очень старший.
     - Сбежал? - спросил я.
     Он кивнул.
     Я встал и подбоченился.
     - Ну я же к тебе, - сказал мальчик и шмыгнул носом.
     - Снимай футболку, - сказал я и снял с него полотенце.
     Он взял за воротник и с неохотой его оттянул.
     - Давай, давай, - и я взялся за полу футболки и помог ему стянуть ее с себя.
     Голенькое тельце немного трясло, я невольно положил свою горячую левую ладонь ему на животик, а правой рукой накинул ему на плечи полотенце, и чуть стянул его на груди, от чего мальчик ссутулился и стал похож на галчонка, скидывая в это время с ног мокрые сандалии. Он поднял руки и сам взялся за махровое полотенце, еще больше укутываясь в нем. Я потрогал его кулачки в которых он сжимал края полотенца, они были ледяными. Потом поддавшись родительскому инстинкту машинально потрогал его лобик, он тоже был прохладный.
     - Быстро в комнату, - скомандовал я, и Сашка пулей метнулся и прыгнул в кресло.
     Раздалась полифония телефона. Я достал из кармана аппарат и нажал на кнопку, которая в подтверждение пикнула. Трубка заговорила взволнованным женским голосом и что-то спрашивала.
     - Да, теть Наташ: д: да приехал: - сказал я в ответ.
     Трубка успокоилась, но продолжала что-то горячо объяснять.
     - Да все в порядке, пусть у меня переночует: ну: да, да: да конечно: угу: ну все: ну пока.
     В комнате послышался чих.
     Я положил трубку в карман, и крикнул в комнату:
     - Санек, штаны мокрые тоже снимай, - в надежде на то, что он не постесняется их сбросить пока меня нет.
     Приготовив на кухне напиток жизни, состоящий из смеси зеленого чая, зверобоя, мяты, меда и коньяка, я поднес его Сашке, который так же сидел в кресле и в штанах, и не замечая меня, увлеченно смотрел телевизор.
     - Ну что мне их с тебя стянуть? - спросил я поставив кружку с целительным зельем на столик рядом с креслом.
     - Что там, чай? - спросил Сашка глядя на кружку, уводя разговор в другое русло.
     - Я сказал - снимай! - строго скомандовал я.
     - Да зачем? - протянул Сашка, подобрав под себя ноги в мокрых носках, - они почти сухие, - и ротик его непроизвольно начал расползаться в улыбке в предвкушении того, что я за это с ним сделаю.
     С бриджей просто текло, и на чехле кресла образовались темные мокрые пятна.
     Я, закусив нижнюю губу, и сделав хищное выражение лица, схватил Сашку за талию и начал насильно стягивать с него шорты, приговаривая:
     - Итак мне все кресло залил, засранец.
     Сашка звонко смеялся и пытался вырваться, потому что я успевал одной рукой щекотать его животик. Я чувствовал как напрягаются его крепенькие мускулы, я чувствовал теплоту его тела. Потом я перевернул его вниз животом и он повис у меня на левой руке, а правой я стянул шорты с его попки, которая оказалась обтянута белыми трусиками. Бриджи были скинуты на пол мокрым комком. Сашка остался в кресле почти голый, сидеть в позе лотоса на скомканном полотенце, все еще нервно хихикая.
     Я не чувствовал такого даже год назад. Он очень изменился. А может быть я? Но он просто мальчишка, как и все. Живой, заводной, звонкий, веселый паренек. Который в восторге от моих: хм: ласк. Я потянулся к его трусикам и пощупал их, они тоже были мокрые.
     - Так, давай-ка снимай все, - сказал я решительно.
     Ангелочек несколько растерянно потупился, но потом что-то с ним произошло, решительно и хмуро он снял сначала левый носок, потом правый, при этом мышцы икр его напрягались и я не мог не заметить их безупречности. Он шлепнул мокрые носки на пол, потом встал, потянул за резинку трусиков вниз и наклонился. В это время я накинул ему на спину другое полотенце, побольше, бросив мимолетный взгляд на его попку, белую на фоне коричневой спины, упругую, правильной формы из-за постоянной езды на велосипеде.
     После этого мы расселись, я в кресло, он на диванчик, и разнежились в приятной обстановке. Малыш, обернутый словно младенец в полотенце, выпил чай с коньяком и заметно раскраснелся от алкоголя. Мы болтали еще пару часов. Сашка сидел, подобрав под себя ноги, и только краешек розовой ступни, с маленькими пальчиками и аккуратными розовыми ноготками, торчал из-под него. Он рассказывал как он весь день с самого утра зачем-то бегал по кладбищу с родителями и по просьбе родителей клал цветы и вареные яйца на каменные памятники с фотографиями каких-то совершенно не знакомых ему дядек и тетек, потом бегал по магазинам, и наконец вырвавшись под вечер из дома приехал ко мне, а я слушал его голос и смотрел на нежные детские пальчики, которые торчали из складок белого полотенца, и которыми он непроизвольно шевелил во время речи. Смотрел на его волосы, которые подсохли и теперь торчали большой спутанной копной в разные стороны, и так хотелось пригладить их и привести в божески вид, и почувствовать их нежность и податливость. Смотрел на его ротик, с розовыми тонкими губками, которые то и дело оголяли два передних белых зубика, они были больше остальных почти в два раза и сразу бросались в глаза, стоило их обладателю улыбнуться своей задорной улыбкой, от которой веяло теплом и раем. Я слушал его нежный подростковый голосок, чуть с хрипотцой, и по его личику мелькал широкий спектр эмоций, веселье, насмешка, недовольство, заинтересованность. Особенно красивым была его деланная задумчивость, когда он закатывал глаза вверх и высовывал свой острый язычок как бы пытаясь достать им носа. При этом было видно какой он еще ребенок. Но любое выражения его ангельского лица, было совершенным и потрясающе красивым, как будто вглядываешься в уголок рая.
     По моим подсчетам он бодрствовал уже часов восемнадцать, и ему уже давно пора было баиньки. Я приготовил ему еще чаю и добавил двойную дозу коньяка, 4 столовые ложки. Он с удовольствием пил горячий напиток и язык его все больше заплетался, а глаза то и дело слипались сами собой. Он как сонный цыпленок, то открывал глаза, потом не в силах их удержать открытыми, снова закрывал. Наконец он что-то буркнул и откинулся на спинку дивана. А я машинально продолжал разговаривать с ним. Наконец я услышал знакомое сопение, и пересел к мальчику на диван. Я осторожно взял его за плече и положил его голову себе на колени, мальчик не возражал, а наоборот только удобнее устроился, почувствовав опору под головой, и вытянув ноги, которые выглянули из под полотенца.
     Сопение на минуту прекратилось, потом снова возобновилось, и я понял, что мальчик уснул. Я гладил его по волосам и размышлял о чем-то очень запретном и не пристойном. Я наслаждался каждой секундой и даже выключил телевизор, что бы не будить ангела, который мерно и глубоко посапывал у меня на колене. Однако размышления приносили только больше вопросов, ответов на которые, увы, не находилось.
     Что за сила заставляет думать об этом? Неужели это родительский инстинкт?
     Я вдруг представил, что чувствует ребенок, когда его ласкают родители, успокаивают, целуют его, играют с ним. Для него это самое главное. Ведь сколько пользы для психики. И никакой опасности, без насилия конечно. Насилия не должно быть никогда. Разве мыслимо? Мои спортивные штаны начали теснить, хотя они теснили уже очень давно, просто я не замечал этого. Я начал оправдывать сам себя. Я не маньяк.
     Взяв подушку, я аккуратно одной рукой придержал Сашкину головку и ловко вывернувшись из под нее, заменил свое колено подушкой. Соня ничего не заметил.
     Я встал и почувствовав холодок на нагретой, Сашкиной щечкой, ноге. Так как и почувствовал его во всем теле, как только вернулся в реальность.
     Дождь гремел по крыше, и его мерный шум убаюкивал. Дождь работал на меня, вот только гроза мешала. Я чувствовал себя как человек, который в первый раз идет на преступление. Сердце колотилось как молот и удары его отдавались в висках. В лбу выступил холодный пот.
     Я обернулся и посмотрел на мальчика. Он спал как ангелочек, лежа на правом боку на руке, выставив ее запястьем вверх, а левую руку положив на бедро. Я наклонился к нему, к самым его бронзовым густым волосам и уткнулся в них носом, втянул аромат его волос, именно его волос вперемешку с дождевой водой, а не шампуня. Это был аромат тела, маленького и родного. Такой теплый и нежный, как аромат дома, немного похожий на подпаленную древесную кору, здоровый приятный запах. Я отстранился и посмотрел на лицо. Его ротик был чуть приоткрыт и оттуда виднелись передние зубки. Я приблизил свои губы к его губам и почувствовал теплое дыхание мальчика, и сладкий запах мяты со спиртным. Я не удержался и чуть дотронулся своими губами до его нижней влажной губки, как мне показалось, приятная и нежная, она не обладала никаким вкусом, но через мгновение я почувствовал сладковатый вкус чая, который уже был выпит этим маленьким божественно красивым существом. Я не удержался и втянул его губку в свои и осторожно облизал языком. Мальчик шевельнул губами, что-то угукнул и шумно выдохнул, обдав мое лицо теплым мятным чуть-чуть кисловатым ароматом. Я отпрянул. Мальчик продолжал мерно сопеть, и под веками его зрачки чуть заметно шевелились.
     Это был верный признак, что ему уже снится сон.
     Сердце бешено колотилось, и снова мне показалось, что от его биения меня самого колотило. Казалось его стук разбудит мальчика, но тот спал. Я вспомнил те думы, которые были прерваны ночным визитом, и от этого я чуть не бухнулся на пол. Я думал об этом самом моменте.
     Но мальчик мирно спал, и влажная нижняя губа его блестела в свете лампы.
     Свет. Надо выключить, чтобы он не бил в глаза. Передо мной открылась живописная картина, тело мальчика цвета светящейся луны, освещаемое белым чуть голубоватым светом фонаря, разбитым на три квадрата оконной рамой. Так уж случилось, что я никогда не мог устоять перед прекрасным видом, любым, а эта картина потрясла меня своей красотой, что если бы у меня был холст и краски... В общем я опустился на колени и приблизился к мальчику и на этот раз заметил как из под полотенца торчит его ножка. Я подполз к беленькой ножке, дотронулся ладонью до пальчиков. Они были холодные и нервно дернулись, когда я дотронулся. Я сделал то, что хотел сделать уже давно, зажал холодные пальчики в своих ладонях и отогрел их. Они не были сухими и оставили у меня на ладонях прохладные следы. Потом разжал ладони, и не удержавшись поцеловал большой пальчик который был размером с мой большой только на руке. Запах был такой же как и от одежды, только менее выражен. Я прошел языком между пальчиками и почувствовал, совсем слегка, солоноватый вкус.
     Я словно демон, который наслаждается плотью. Я думал только о том, что этот мальчик только что прошел экзамен на чистоту своего тела в любое время. Я начал рассеивать сомнения в том, что чистота эта была божественная и святая. Я рассеивал сомнения в том, что он ангел. А ангельская плоть для демона это нечто непостижимо желанное. И я понял, что хочу это тело, попробовав его на вкус, я хочу его всего.
     Изучив ступни я начал подниматься выше. Чуть откинув полотенце я оголил голень и рядом с ней вторую ступню. Поглаживая его нежнейшую гладкую, почти без волосков, кожу, я искал на его теле малейшие изъяны, но не находил их и это меня возбуждало. Добравшись до ляжки, которая была хорошо развита для мальчика, упругая и толстенькая, я не удержался и прижался к ней губами. Теплая и нежная кожа опьяняла, хотя сама не обладала никаким вкусом ни запахом, однако я с трудом подавил в себе желание укусить ее, и только нежелание причинять боль мальчику остановило меня.
     Двинулся еще дальше, уже зная, что ждет меня там. Его маленький клювик был чуть зажат между ног, и интересовал меня не больше чем все остальное его тельце. Однако я остановился и начал любоваться этой прекрасной картиной. Тут Сашка всхлипнул во сне, отчего я сразу выронил полу полотенца, которая прикрыла нагое тело. Сашка во сне заворочался и перевернулся на спину и закинул левую руку за голову. Вот оно.
     Теперь, приоткрыв полотенце, я увидел плоский животик и абсолютно безволосый член маленького мальчика. На конце члена был маленький комочек кожи. (Боже, совсем как у меня в его возрасте.) Немного осмелев, я, решив не дотрагиваться до тела грубыми пальцами, потянулся к этому сокровищу. Слегка лизнув его, я ничего не почувствовал. Но взяв его губами и проведя языком, я почувствовал под нежной кожицей, более твердый хрящик, еще выше маленькая шишечка, которую я оголил языком и облизал, почувствовал солоноватый вкус, еще без гормонов и поэтому не противный. Нащупав кончиком языка маленькую дырочку, я начал жадно ее теребить, однако так как головка была меньше моего языка, она все время выскальзывала из-под него, и вскоре потеряла вкус, и стала горячей. Насытившись, я выпустил членик изо рта, и обнаружил, что он стал в два раза больше. Войдя в азарт я начал целовать его, целовать пупок, целовать животик, который медленно вздымался при каждом выдохе, целовал маленькие розовые сосочки. И опомнился у самого лица. Я посмотрел на его подмышку, которую он оголил, закинув руку за голову. Белая нежная кожа манила к себе. Я потянулся к ней и прижался губами и носом. Этот запах, такой детский и невинный, не гадкий, не грязный, он был сладкий. Или мне так показалось, мне как демону (я смирился с этой мыслью) показалось, что эта плоть есть самое сладкое, что мне приходилось пробовать.
     Ангелочек спал теперь с закрытым ртом и сопел своим маленьким аккуратным носиком, но губы его шевелились и иногда дергались во сне. В контрастном свете я видел нежный белый пушок на щечке. И прошелся кончиком своего носа по этому пушку, ощутил его нежность.
     Я нежно и аккуратно прижал свои губы к его губам и так замер. Мальчик грел мне щеку каждый раз когда выдыхал через нос. Я не знал, что еще можно сделать, что бы не разбудить его. Тогда я достал член и начал мастурбировать, и кончил через пол минуты.
     Освободившись от гормонов, я вдруг почувствовал себя самой последней сволочью, но умывшись это прошло. Прошло и чувство голода. Демон ушел из меня. Теперь я смотрел на ангела как на родное дитя, святое и непорочное. Я наклонился и поцеловал его в лобик, как заботливый родитель. Почувствовал, что на это я имел полное право, ведь я любил его.
     Теперь аккуратно выдвинул нижнюю часть диванчика, положил на нее подушки и получилась двуспальная кровать. В это время Сашка отвернулся к стене, и я лег с краю обняв его и уткнувшись в его затылок носом. А он положил свою голову мне на руку. Я старался не заснуть и пролежал еще минут десять чувствуя тепло мальчика, чувствуя его запах, чувствуя как под губками мальчика на моей руке образовалась влажность, и каждый раз когда Сашка вздыхал пробегал холодок и тепло каждый раз когда выдыхал. Я обнял его правой рукой, а он поджал ноги, и целиком поместился у меня в объятиях маленьким комочком. Я уткнулся лицом в его затылок и зарылся в его волосах. Вот чего я не мог обьяснить так это дрожь, которая теперь пронизывала меня всего. Волнение не оставляло меня даже под действием алкоголя. Но вскоре все прошло. Так я уснул, не боясь того, что он подумает о нашей позе, когда проснется.
     Тихие раскаты грома катились вдаль под звук тяжелых редких капель, падающих с мокрой крыши в лужи. Я благодарил дождь за этот вечер.