Мы лежали в камышах тихо-тихо, прислушиваясь к шуршанию одежды. Вот она раскладывает покрывало на траве; вот, похоже, снимает платье; вот уже шуршит бюстгальтером. Вот ещё немного усилий и вздохов -- это, видимо, она снимает трусы. Я рисовал в воображении каждое её движение, потому что уже несколько раз видел весь процесс, пока мы сидели в засаде с биноклем.

Она приходит каждое утро, прячется в этой уютной ложбинке в камышах, раздевается и загорает голышом. Её ни с одной стороны не видно, и до ближайшей деревни километра два, так что место она выбрала очень удачное -- если бы не отвесный противоположный берег реки. Мы заметили её оттуда и всей мальчишечьей компанией жадно разглядывали сначала так, а на следующий день уже в Сашкин бинокль. Ватага шестиклассников, что мы знали тогда о женском теле?

Я представил себе, как она поддевает пальцами края трусов и спускает их вниз, высвобождая сначала одну ногу, а потом другую. Упругие чёрные завитки на лобке выскальзывают на свободу, нежнейшая белая кожа кажется ещё беззащитнее на ярком летнем солнце... Я напряженно всматриваюсь, сжимая бинокль потными пальцами и пытаясь рассмотреть и почувствовать каждый сантиметр её тела. Она ложится, поправляя покрывало под собой, и накрывает глаза соломенной шляпой. Белая грудь с ярко-коричневыми сосками немного растекается в стороны, как желе с вишенками...

Мы выдираем друг у друга бинокль, шёпотом переругиваясь и напрягая глаза, чтоб увидеть больше. Вот её тело чуть заблестело от мелких капелек пота, вот она устала и перевернулась на живот, и теперь мы пристально изучаем её ягодицы, в то же время надеясь, что она чуть шире раздвинет ноги. Там, между ног, у женщин что-то розовое. Чертовски интересно и волнительно -- что же?

Санёк, захлебываясь от гордости, рассказывает, что именно он видел там у сестры, но ему никто не верит: уж больно похоже на сказки заморских путешественников. Я в свой черёд забираю бинокль, подкручиваю резкость и рассмативаю едва заметные складочки, которыми продолжается женская попа. Похожие складочки я видел спереди, под чёрными волосами на лобке.

Наш план прост, но мы пять раз проводили испытания, и сто раз обсуждали, стоит ли идти на такой риск. Нас всего пятеро, а она такая большая и взрослая. Впрочем, должно сработать. Вот она уже затихла и дышит ровно, готовится задремать. Моё сердце бьётся так, что я боюсь, что ей слышен этот грохот: первый рывок всё-таки делаем мы с Мишкой, преступники и нахалы.

Набираюсь храбрости, делаю Мишке страшные глаза -- готов? -- готов. Мы выскакиваем из кустов почти у самой головы женщины, набрасываем ей на лицо и грудь полотенце и крепко держим её руки и плечи. Мишка находит под тканью рот и затыкает его пальцем прямо сквозь полотенце, чтобы она не укусила его. Женщина под полотенцем захлебывается какими-то звуками и пытается вырваться.

Сашка и Стас уже насели на её ноги, и теперь четверо из нас заняты удержанием. Свободен только Пашка и он нерешительно стоит над нами. "Что ты стоишь, как пень?" -- зло шепчет Сашка, придавливая ногу женщины и кивая на промежность -- "Иди смотри". Пашка заходит ей между ног, опускается на колени и жадно рассматривает запретное место вблизи. Он хочет потрогать розовые складочки, и я вижу, как дрожат его руки... Женщина уже не так дергается, но что-то нехорошее мычит в Мишкин палец сквозь полотенце.

Пашка касается её интимного места, она вздрагивает и замолкает. Пашкины руки просто невероятно дрожат: он еле попадает кончиком пальца по складочкам, а мы с завистью смотрим на его движения -- всё-таки он первый из нас, кто трогает это сокровище. Пашка проводит несколько раз пальцами по розовым лепесткам, трогает вьющиеся заросли лобка и в какой-то момент, опьянев от дозволенного, запускает в них пальцы и перебирает завитки. Потом снова щупает розовые складки, водит по ним подушечками пальцев, зачем-то нюхает свою руку.

"Иди сюда," -- это Сашка шипит, указывая Пашке, как перехватить женскую ногу, чтоб удобнее её держать. Пашка медленно и с волнением усаживается женщине на колено, и смотрит, как Сашка нагнулся над интимным цветком нашей жертвы. Сашка перебирает лепестки, перекладывает их, рассматривает так внимательно, будто он больше никогда этого не увидит. Скребет пальцами по черным завитушкам лобка. "Ну, всё как я говорил", шепчет он, и даже в шёпоте я слышу его самодовольство. Ишь ты, он видел уже. Сашка встаёт, подходит ко мне, кладет свои ладони на мои и я высвобождаю руки...

Моя очередь. Обнаженная, чуть загорелая взрослая женщина лежит передо мной, полностью раскрывшись. Она совершенно беззащитна, потому что мои друзья крепко держат её за руки и за ноги. Я набираюсь храбрости и касаюсь её груди: белая кожа почти обжигает мне пальцы своей нежностью -- я никогда бы не подумал, что женская грудь так мягка и чувствительна. Я касаюсь ареала соска, чуть более упругого. Он шершав и приятен на ощупь. Сам сосок мне кажется неинтересным -- он сморщенный и упругий, совсем твёрдый. Я оставляю его в покое и иду вниз, к заветному месту между ног.

Черные завитки вблизи ещё волнительнее, чем в бинокль. Я чуть касаюсь их, перебираю, наслаждаюсь их упругой мягкостью. Они так интимны в этом месте! Я весь дрожу от осознания того, что трогаю женщину там, где нельзя. Медленно веду пальцами по треугольнику вниз, к складочкам: теперь я вижу, что они начинаются от треугольника волос и идут вниз, до самой попы. Чуть касаюсь правой складочки -- она удивительно нежная и совсем мягкая. Бросаю быстрый взгляд на полотенце -- женщина почти не бьётся и совсем мало производит звуков, значит, ей не больно от моих прикосновений.

Двумя пальцами я отвожу розовую складочку в сторону и вижу другие складочки и ткани под ней. Медленно разворачиваю левую складочку, чтобы увидеть всё: да, тут тьма каких-то лепестков, непонятно ничего. Как они этим писают? Розовые складочки влажные и чувствительные на ощупь: женщина вздрагивает, когда я касаюсь их. Я ещё раз провожу ладонью у неё между ног, захватывая и складочки её интимного места, и кожу на внутренней стороне бедра, и пушистый треугольник -- и это касание доставляет мне почему-то невероятное удовольствие.

С жалостью встаю и принимаю вахту у Стаса: наваливаюсь на ногу и держу её. Стас некоторое время бесцельно ковыряется между ног у женщины, а я жадно рассматриваю складочки ещё раз. Всё моё тело горит, я хочу коснуться этой нежной кожи ещё раз, хочу почувствовать их ещё и ещё. Белая влага до сих пор на моих пальцах, и я стараюсь не стереть её ненароком, испытывая к ней какое-то благоговейное почтение.

Стас меняется с Мишкой и ловко запихивает палец сквозь полотенце в рот нашей даме. Дама, похоже, кусает его, но ему не больно. Мишка же "играет в доктора" довольно долго: тоже, как и я, трогает груди, теребит соски, исследует тайны розовых складочек. Женщина что-то мычит из-под полотенца и бьётся сильнее в наших руках. Мы с яростью смотрим на Мишку, мол, давай скорее, пора уходить.

По Сашкиному кивку мы резко её отпускаем, набрасываем ей на голову ещё и её платье и бросаемся в воду. Это дурацкая идея Стаса: вдруг нас будут искать с собаками, то так не найдут. Впрочем, и спин наших наша жертва тоже не увидит, а значит, и не опознает нас. Я плыву под водой, с отвращением отпихивая водоросли и опасаясь коряг, и выныриваю в камышах метрах в десяти от места преступления.

Остальные тоже здесь, прислушиваются к ругательствам: женщина поняла, что имеет дело с детьми, и грозится найти наших родителей. Но тут мы спокойны -- наша деревня на другом берегу за лесом, так что вряд ли она нас там найдёт. Мы проплываем ещё минут пять вниз по реке, выползаем на берег и топаем в лес сушиться. На нас-то вряд ли кто будет пялиться в бинокль из-за кустов...

Email автора: alex-erotoman@mail.ru