Часть I
--------------------------------------------------
–– Катенька, а ты любишь ходить босиком?

–– Ну конечно, папочка, очень люблю. Разве вы не заметили?

Отец залюбовался дочерью. Какая стройная! Точеные голые ножки. Под платьем наверняка ничего нет.

––Доченька, –– сказал отец, –– иди-ка сюда. Как ты относишься к этой новой моде ходить без трусиков?

Девушка зарделась.

–– Папа, мне стыдно обсуждать с вами эти вопросы.

–– Однако, дочь! Скажи: да или нет?

Девушка, немного стыдясь, приподняла подол платья. Под ним действительно ничего не было.

–– Довольны, папаня?

–– Катя, а ты играешь со своей писюшкой?

Девушка решительно опустила платье. Нет, папка просто невыносим! Этому дай, тому дай! Теперь еще и ему.

–– Однако… э… объясни.

–– Что?

–– Ну. Это самое, ты дрочишь?

Катя вздохнула. Опять разврат.

–– Да, папенька. Более того, скажу вам: мне это очень нравится.

–– Катя, а не покажешь ли ты мне, как это делаешь?

–– Что? –– прикинулась дурочкой Катя.

–– Онанируешь.

–– Фу, папа! Да вы пошляк!

–– Пошляк не пошляк, а очень люблю наблюдать. Вот Ксанка с Сашкой постоянно этим занимаются.

Что верно, то верно. Санечка постоянно заголяла свою писю, теребя клитор. Оксана, ходя всегда в похабных шортиках, специально порвала внутренность карманов, дабы дрочить в любой момент. Для Кати это было слишком радикальным решением. Придя домой, она разувалась, бродила по квартире, напевая какие-то песенки, и только по-том, спустя полчаса или более, усаживалась в кресло перед зеркалом трюмо; не переставая напевать загадочно-психоделические песенки тысяча девятьсот восьмидесятых, расставляла ножки и начинала любоваться своей голой пиздой. За этим как-то и застал ее отец, вследствие чего и вышел этот диалог.

–– Катенька… Ну подрочи.

–– Ох, папка! Вы шалун!

–– Катя, ну разве ты не хочешь?

Девушка задумалась. Последний раз она дрочила вчера. Никто на нее не смотрел.

–– Ну ладно, папа. Так и быть. Подрочу уж. А вы, конечно, будете на меня смотреть?

–– Да, моя онанисточка.

Катя призадумалась, сидя на табуретке и водя по полу обнаженными ногами. Похабная история, как ни крути. А, будь что будет!

–– Но, папа, одно условие. Вы ведь маменьке ничего не расскажете?

–– Нет, конечно, моя милая. У нас, к сожалению, не античность, когда было можно все. Только Возрождение, конец пятнадцатого века. А мама ничего не узнает.

–– Правда? –– девушка стала переступать босыми ножками туда-сюда, в письке уже зудело.

–– Знаешь, мы даже хотели назвать тебя иначе. Например, Франческа, –– отец задумался, словно пробуя это имя на вкус. –– Так нет же, мать любит непонятные русские имена. Наверно, Катя, сие как-то повлияло на тебя –– иначе ты бы не дрочила, не так ли?

Катерина была вынуждена согласиться с отцом. Возрождение там, или как –– а пизденушка требовала своего. И требовала настойчиво.

–– А скажи, милая, не ты ли позировала тому чуваку из Да Винчи?

–– Что вы, папа! Честно говоря, был разговор… Он предлагал деньги. Пятнадцать флоринов.

–– Пятнадцать флоринов?!

–– Да, клянусь честью. Пятнадцать и не сантимом меньше.

–– Буею, –– сказал старый мастер и скинул тапки. –– Короче, так. Впереди семнадцатый век –– там эти голланд-цы наваляют так, что слабо не покажется. Чую, Рембрандт этот чой-то соорудит. Да хватит, достало. Лучше я буду пялиться в камин. Что меняется? Ничего не меняется.

Отец бурчал; его воркотня становилась все интимнее, а Кате хотелось все больше помастурбировать, уже без взгяда отца. Катя была возбуждена. Бестыдно задрав платье (маменьки ведь не было), девушка по-быстрому подро-чила. Оргазм не заставил себя ждать. Папа, согретый огнем камина, счастливо посапывал.



Часть II
--------------------------------------------------
Катя любовалась отцом. Ух, и какой же у тебя, надо думать, член. Ебет он им маменьку. А не всем понять. Эх. Такую бы залупу да мне. Наверняка шарообразная головка неплохо бы ввинтилась в этое мое влагалище. О, это бы-ло бы приятно. Папа уснул –– жаль.

Впрочем…

Потрескивание дров настроило деваху на лирический лад. Что с того, что? Катерина застеснялась, как тогда, ко-гда Петроний лишил ее девственности на конюшне. Почему, зачем? Она и сама не знала. Пизда хотела, а не она.

Это умозаключение заставило задуматься Катю. Выходит, она не сама собой командует, а командует ей пизда? Эта мысль не понравилась девушке. Что же выходит, думала она. Моя пизденка сильнее мозгов?

Увы, с ужасом поняла она, да ведь это действительно так!

А и ладно! Буду ебаться.

С этими мыслями Катерина отшвырнула подойник, с коим собиралась подойти к своей Буренке (по-итальянски, впрочем, это имя пишется совсем иначе), вошла в дом, вытерев ноги и прошествовала в спальню. Отец почивал, а матери, как обычно, не было. Она, как всегда, поехала в гости к синьору из Да Винчи пиздеть о том, что будет в веке двадцатом. А то и в двадцать первом. Пифия, блядь. Этот умник тоже хорош. Прорицатель, твою мать.

Катя, будучи эстетной итальянкой, а не тупой русской дурочкой, которая только и могла что делать, как совоку-пляться со своим идиотом, прилегла на диванчик. Отец похрапывал. Хорошо. А ведь белья еще не изобрели, посети-ла ее мысль. Сиси –– вот они, не стянуты еще пока корсетом –– эту чушь изобретут хранцузы лет через двести, а может, и триста. Бля-адь, заебало. Бред какой.

И тут ее опять потянуло в натуре подрочить. Папанька спит. А что, если совершить это действо при нем, но именно тогда, когда он без сознания? Его желание так или эдак будет выполнено. Ухмыльнувшись, Катюха прокра-лась в гостиную.

Отец спал. И явно видел какие-то сны. Поленья в камине давно догорели; оставались лишь огромных размеров угли, не мешающие, впрочем, ничему. Катя села на табуретку. Почему-то прикосновение голой манденки к полиро-ванному дереву девушку возбудило. Катерина поерзала, устраиваясь поудобнее. А вот ведь засада! Губки непроиз-вольно расплющились по плоскости; стало приятно. Катя обмозговала ситуацию. Сидишь ты тут одна, думалось ей, в своем дешевом сарафанчике, а отец тупо посапывает перед камином, грезя, надо думать, о молоденьких девушках, которые то и дело, задирая юбки, трогают свои клиторки. С его точки зрения, наверно, это вовсе недурное зрелище. Хотел же он меня увидеть… Это… Хм… Ну, когда я занимаюсь э т и м перед сном…

Катя пересела в кресло для гостей. А какой у него член, интересно? Толстый, наверно. Не то, что у Петрония.

Блин! Сиденье почему-то возбуждало девушку больше и больше. Пиздушка загоралась все более ярким огнем. Холодная герметичная кожа не давала умнице обмозговать то, чего не было.

Что дальше? –– думала уныло Катя, наяривая свой эрзац-пенис. Папаня всхрапнул.

Раз он спит, решила Катюха, подрочу-ка я по полной программе. Я, бля, вставлю себе по самое некуда, а не то что, как принято.

Катя разулась. Прошла босиком мимо камина. Папаня приоткрыл один глаз, а потом закрыл и стал вновь поса-пывать. Интересно, он почивает или притворяется? Задрав юбку (больше не было сил терпеть), девчонушка встала напротив камина, попой к нему, а лицом к папане, и решила по-быстрому кончить. Не тут-то было. Хотя интимный шорох углей несколько и расслаблял девушку, ей таки никак не удавалось кончить. Папик всхрапнул и слегка пере-менил позу. Катеринка прикинула, что сегодня ее существу придется испытать в себе что-нибудь твердое, вроде ру-коятки сковородки (папаню ведь не добудишься).

Металлическая посуда смахивала на дебильную легенду о том, что некий квартет якобы для завоевания популяр-ности на первом выступлении вооружился стульчаками, подвязав их веревочками и нырнул головами в девайсы. Стоп, тормознула она себя. Они еще не изобретены. Ей приходилось, как и обычным крестьянкам, приходилось раз-решать некоторые интимные подробности либо на природе, либо в примитивном сортире, коий представлял собой убогий сарай с большущей дырой. Такова проза Ренессанса. Чисто вымытые сковородки ее же руками с утра (ко-овки тоже были подоены) матово блестели по-черному и как бы намекали, что, мол, неплохо бы их употребить аль-тернативно.

Взглянув еще раз на спящего папу, Катя шмыгнула к плите, схватила не самую большую сковородку (но и не са-мую маленькую, заметим) и, расставив широко стройные ноги, быстро ввела рукоятку по самое некуда –– так глубо-ко, что губки интимно чмокнули (или это чмокнула дыренка? Да, скорее всего, это было так). Твердая деревянная ручка была куда круче Петрониевского пениса, этой жалкой пародии на коня с крыльями, являвшемуся Кате в снах и овладевавшего ей, как водится, по-конски. Красотка охнула –– настолько все это было загадочно и необычно. Ско-вородка с грохотом приземлилась на пол. Папаня проснулся.

Девушка стояла перед ним с голою пиздою, забыв одернуть юбку. Губки с клиторком влажно поблескивали, во-лосики топрощились по сторонам.

–– Ой, –– сказала Катя, покраснела, прикрыла срамоту, присела и сделала вид, что что-то ищет на полу. Как на-зло, в ее поле зрения не попадалось ничего, кроме давно прогоревших угольков-катышков.

–– Не «ой», доченька, а покажи-ка мне пизду. Да-да, всю пизду. Целиком. Кончай ты это дело –– загораживаться юбчонкой.

–– Но, папаня…

–– Стесняешься? Я ведь тебя этим и породил, –– отец внушительно почесал детородный орган. Кате стало инте-ресно и она слегка юбочку приподняла.

–– Так? –– спросила она.

–– Нет, не так!

–– Но, папа, выше у меня только клитор!

–– А вот его-то и покажи.

–– Папенька…

–– С Петрушкой ебалась, признавайся?

–– Да…

–– И что ж, тебе теперь стыдно покрасоваться своим голым курком? –– Отец засмеялся. –– Да знаешь ли ты, на-сколько были просты нравы в деревне, откуда я родом? Взрослые ни насколько не стеснялись друг друга, ни на ско-лечко!... Что говорить о детях! Гуляя в гороховом поле, мы никогда не делали проблемы из-за справления нужды. Вынуть членик, да побрызгать им при девочках –– никто просто ни о чем таком не думал. Стыд! Чушь какая-то со-бачья! Девчонки тоже не заморачивались –– они так и норовили обоссать нас, когда мы купались голышом. Был у нас такой маленький пляжик –– мы с Хосе Алонсио, испанцем, часто любили ходить туда. Девчонки подглядывали, а затем, раздевшись донага, с визгом сигали на наши спины. Писать им было не стыдно, напротив, они с удовольст-вием растопыривали губки у пускали струйки. Писающая девочка, особенно когда она мочится, видя, как за ней на-блюдает пацанишка –– о, как это было приятно и бесстыдно!

— Папенька, так вы хотите, чтоб я, как вы говорите, поиграла с курком? Я, честно признаться, не единожды дро-чила, пока вы дремали тут, но… вот так… сразу… Нет, я стесняюсь! –– Дочь стояла перед отцом пунцовая от сму-щения, однако стесняться ей было на данный момент нечего –– платьице стыдливо прикрывало гениталии. Папу это слегка завело и он приподнял дочкин подол.

–– Папуля, ну кончайте вы это дело!

–– О, радость моя, твои слова как мед! Как бы я хотел…

Дочь, словно испугавшись, отпрыгнула. Однако ее глазки похотливо блестели, ей явно хотелось получить поло-вое удовольствие. Длинная папочкина рука протянулась (отцу пришлось нагнуться), залезла под подол сарафана и, хищно ухватившись за девичий клитор, стала его поглаживать да всячески мастурбировать.

–– О, папа! Стыдно мне, но приятно. –– Девушка задрала платье чуть ли не до грудей. –– Ебите меня, папенька, пальцем, мне так хорошо! Как артефакту в парке! …Вот так, еще раз…О, папа… Введите мне палец во влагалище на манер пениса! О-о! Теперь присяду.

Девчушка скинула сарафан и села на оттопыренный от кулака большой палец отца. Катя стала двигаться вверх-вниз, покряхтывая от наслаждения. А папа, приподняв за бедра дочь, прибег к хитрости: только Катеринка хотела было присесть на палец пиздою, как он, улучив момент, поднял палец под нужным углом, и Катьке ничего не оста-валось, как приземлиться на этот сморочок попою. Поначалу было туговато. Но делать было нечего! Дело было ве-чером…

Сухой попкой Катька села. Палец отца создавал просто незабываемые ощущения в анусе. Было приятно.

Поскакав на пальце, Катя спустила. Отец понял это по учащенному дыханию и безумным глазам дочери.

–– Вот что я хочу… –– пробормотала Катя, растопыривая свои полупопия, шаря в бесформенных штанах отца и наконец выпростав могучий толстый пенис. –– Я… Ах… Папочка… Сейчас….(Хуй стоял). Присяду ненадолго, вы не возражаете? Вы ведь не будете возражать? Ага, я поняла…А-а… Спасибо. До чего ж мне понравилась ваша залу-па! Такая толстенькая, но ебаться с ней совсем не больно! Вот шарик въехал в мою попку… Папа, а вам приятно ебать меня в анус? Все девчонки говорят на гумне: в пизду да в пизду. А мне понравилось в попу.