Родился я нормальным мальчиком, дрался еще с садика, сам помню как наказывали, солдатики, машинки, это нормально, игры в казаки разбойники, все отлично, но… в третьем классе все изменилось. Я не был толстым как мой друг Витька, это мой лучший друг, с ним мы все делали вместе и уроки и даже по выходным мама разрешала к нему уходить с ночевкой, я защищал его от всех кто хотя бы посмел ему сказать или намекнуть, что он толстый, но он и в правду был толстым, но он мой друг. У него даже была жирная, суть свисающая грудь, я часто на нее смотрел и удивлялся этому.

Но к новому году в третьем классе у меня начали сильно болеть, то есть ныть соски, я пожаловался маме, она подумала, что я где-то ударился, врач ничего не сказал, но нудящая боль не проходила, а потом… А потом начали набухать соски, они стали странно толстыми и выпирать в перед, они меня сильно раздражали, а потом отец заметил, что мой голос, что-то с ним стало не то. Витька хрипел, его голос наоборот из звонкого стал хрип
учим, а у меня же он наоборот стал более мягким, когда никого не было дома я рычал, громко говорил, думал, что это поможет, но кроме того, что я срывал его ни что не менялось.

Я был простым мальчиком, то есть пацаном, а потом, я как-то собрал все свои игрушки, роботов и найдя на балконе коробку, запихал их и спрятал глубоко в шкафу, они стали мне неинтересными, даже начали раздражать. Все это длилось до середины лета, пока ко мне в магазине не обратилась женщина, она сказала «девочка», я с начала не понял, может она ошиблась и переспросил ее, тогда я не придал никакого значения, но с парнями я уже перестал играть, мой голос меня выдавал, я чувствовал себя жутко неловко, даже ущербно, хотелось хрипеть, но в место этого, я звонко кричал. Физиологически я был простым мальчиком, но, что-то во мне было не так и понимал это не только я, но и мои родители. К осени у меня соски перестали болеть, но на их месте у меня появилась грудь. Ужасно говорить, но это была настоящая грудь девочки, я заходил в ванну и рассматривал ее, нажимал пальцем, это были не мышцы, она была твердой, она была не моей, я не мог поверить, что это у меня.

Перед школой мама повела меня в поликлинику, а потом началось, я не мог понять что случилось, но они забегали, посылали ко всяким врачам, анализы, к другим врачам, а потом… Мама ничего не сказала, она молчала, так же как молчал и отец, но я понял, что, что-то не так со мной, но тогда они так ничего мне и не сказали и я благодарен им за это.

Через несколько дней после завершения эпопеи с врачами, мама принесла домой целую сумку вещей, сказала, что знакомая с работы хотела их выбросить, ее дочь выросла, но они почти новые, по этому мама взяла их у нее, что бы постирать, привести в порядок и отдать нашей тете Лиде, у нее дочь моего возраста, Светка, я давно уже ее не видел, даже соскучился. Она достала их, разложила на диване и начала рассматривать, где надо подшить, а где просто пуговицы поменять. Мама попросила ей помочь. Я никогда не любил эту работу, гладить, да еще возиться с иголкой, но в этот раз я с удовольствием все делал.

После стрики я почти все сам перегладил, я смотрел на эти вещи, складки, порой нелепый цвет ткани, непонятные для меня сборки и завязочки, пальцы сами их перебирали, а когда мама ушла, дома никого не было, я стал примерять на себя столь необычную одежду. Зачем я это сделал, может из-за любопытства, а может я и в правду, что-то почувствовал именно в тот самый момент, когда гладил оде
жду этой незнакомой девочки, что раньше носила ее.

Но я разделся до гола, встал перед зеркалом, необычное зрелище, тело мальчика, почти мальчика, худые ноги, маленькие бедра, штаны всегда с меня спадывали, живот как живот, а вот грудь, она не моя, она чужая, и если прикрыть низ тела, что я и сделал, то в зеркало на меня смотрела девчонка. Колючие глаза, грудь, лицо, да лицо изменилось за это лето, оно стало так же чужим, и волосы, с ними, то же было, что-то не то. И вообще в зеркале был не я, но меня это зрелище притянуло, не испугало, а наоборот создало любопытство и желание испытать, что-то новое, а новое было это одежда, для чего я в прочем и разделся.

Какого-то дискомфорта я не испытывал когда надел плавки, ну и что из того, что девчачьи, мало чем они отличались от моих, разве, что цвет да пару бантиков. Потеребив из пальцами, я взял футболку и надел на себя, она как и моя, что ношу всегда, снял и надел какую-то рубашку, нет наверное это была не рубашка, а кофточка. Рукава необычно короткие, попробовал натянуть, не получалось, широкие манжеты, и плечи странные, торчали вверх, увидев себя в таком виде я хихикнул. Ну ладно подумал я и продолжил. Джинсы не вписывались в этот наряд, хотя и были привычными, но и они были для меня в новинку, сидели низко, хотелось подтянуть повыше, они просто сползали с меня.

Сняв их, я посмотрел на диван, джинсы были одни, оставались юбки и платья. Я начал с юбки, она пришлась в пору, в конце-то концов в Шотландии мужчины ведь носят юбки. Я поправил ее рукой, чуть одернул, неудобно ходить когда между ног дует, прошелся по комнате, посмотрел в зеркало, черт подери, там был совершенно не я, там была корявая девчонка, сгорбленная, сутулая, глаза горят огнем, и сильно сжатые губы, я сам испугался себя. Отвернувшись от зеркала, я все снял, бросил на диван, напялил свои джинсы и пошел на кухню, в душе было противно, еще противнее стало тогда, когда я подошел к окну, и тут моя рука потянулась к груди, прикрывая ее. Я заставил руки опуститься, но в душе было гадко, стыдно за себя, захотелось заплакать, по настоящему как в детстве заплакать, я стоял у окна и терпел, а слезы текли по щеке и капали на подоконник.

Наверное я целую неделю не выходил на улицу, сидел дома, рылся в интернете, что я там делал, сам не знаю, просто надо было себя чем-то занять. Мама собрала вещи, что я тогда оставил на диване и сложив аккуратно в сумку поставила его в шкаф, она ни сказала ни слова, но я видел ее глаза, они были грустными, отец молчал, он всегда молчал, но сейчас мне хотелось с ним поговорить и вот когда не было мамы дома, я обнял его, уж не помню когда я так делал, прижался и спросил.

- Папа, кто я? – я боялся ответа, уже несколько дней только и вертелось у меня в голове как этот вопрос.

Он обнял меня, вообще он у меня можно сказать, что сухой, редко улыбался, проявлял человеческие чувства, поговорить с ним по душам, я не мог себе даже представить такое, но сейчас я хотел этого, и не важно, что он скажет, мне не хватало его. Его руки легли мне на плечи, он молчал, молчал как всегда, но его руки говорили сами за себя, он погладил ими мне голову, стало так тепло, я ощутил их силу, спокойствие, уверенность, и это все передалось мне, я еще крепче прижался к нему.

- Ты мой сын, - спокойно ответил он.

В его голосе не было дрожи, он был ровный, даже мягкий, я почувствовал как на глазах появились слезы, я не хотел, что бы он видел и по этому покрепче прижался.

- Ты мой сын, - повторил он, - но природа не стоит на месте и она ищет новые пути развития, ты ведь слышал о Дарвине, об эволюции развития человечества.

Да я действительно слышал, смотрел много фильмов про эволюцию, то, что природа постоянно экспериментирует, ищет новые пути, что-то остается миллионами лет неизменно, а что-то меняется постоянно. Я знал теорию, что человечество произошло от обезьян, но кто-то из ученых не согласен с этим утверждением, но на данный момент теория Дарвина остается основной теорией. Я кивнул головой.

- Кто такой человек, откуда мы, почему мы такие, какие есть, почему мы так устроены, а не иначе? – его ладони легли мне на плечи, - я не знаю, да и навряд ли, кто-то сможет это объяснить, но я знаю одно, что человечество продолжает развиваться дальше и не только социально, но и физически.

Он замолчал, я почувствовал как в его груди застучало сердце, гулко, как глухой барабан, он молчал, я знал когда он продолжит, и по этому я молчал и ждал.

- Ты мой сын, я люблю тебя, - пальцы на моих плечах чуть дрогнули – ты удивительный, и природа тебя одарила удивительными качествами, ты если так можно сказать в природном понимании новое, природа давно с человечеством экспериментирует, помнишь я читал статью про племя в Африке у которых на ноге всегда только два пальца.

Я кивнул головой, да я помню, еще удивился как так можно ходить, тогда еще отец показывал мне фотографии людей из этого племени, они оказались таким толстыми, то есть пальцы толстыми.

- Есть люди которые рождаются с сердцем не слева, а справа, есть люди у которых не две почки, а больше, не пять пальцев, а шесть, есть очень высокие люди, а есть очень низкие, есть черные, есть белые и желтые, есть люди которые рождаются слепыми, но легко живут среди нас как будто они все видят, есть люди которые могут двигать предметы, или те кто может предсказывать, что это по твоему? - спросил он у меня, я не знал, что ответить и только пожал плечами, - кто-то скажет, что эти люди больные, и они будут правы, - при этих словах мне стало так тоскливо, - но это не так, просто они не такие как все, они выделяются среди всех, среди большинства, они не такие как все вот и все, - он замолчал, снова сердце заколотилось, - природа, мудрая наука, я склоняюсь перед ней, и вот кто ты? Ты это хочешь знать? – я молча кивнул головой, - ты человек, удивительный человек, непохож ни на меня ни на маму, у тебя удивительные возможности, и эти возможности тебе дала природа.

- Какие? – швыркнув носом спросил я.

- В тебе много генов мужских, моих, и много генов женских, маминых, природа так поступила, что внесла изменения в тебя, ты родился мальчиком, но теперь она вносит коррекцию, создавая из тебя девочку.

- Как? – удивился я, теперь уже мое сердце заколотилось.

- Не знаю, врачи говорят, что это отклонение, но они глупы, у них все отклонение, кажется, что они сами отклонение, но природа наряду с мужскими гормонами внесла и женские, именно по этому, у тебя меняется голос и начала расти грудь, - на этих словах он остановился, мне стало страшно, я что-то подозревал в этом роде, но услышать от отца, я просто испугался, - ты человек такой же как и я и как мама и как все на свете, но ты особенный.

- Мутант, - прошептал я.

- Что?! – удивился отец, - глупости, нет, ты не такой как все, вот и все, ты уникален, ты мой любимый сын, и я тебя очень люблю.

Эти слова я помню еще с детства, тогда мама разошлась с папой и я приходил к нему по выходным, я помню как рыдал, когда он отводил меня обратно к маме, мне казалось, что он меня бросает, что я остаюсь один, и тогда он крепко прижимал меня к себе и говорил, что очень любит меня, в ответ я рыдал и цеплялся за его шею. Я буквально впился в него, а он так сильно прижал меня к себе, что мне стало трудно дышать, но я хотел этого сейчас и не хотел, что бы он отпускал меня, и он продолжал держать меня до тех пор, пока я не прошептал.

- Ты меня задушишь.

Тут же его руки ослабли и опустились, я еще на мгновение прижался к нему и отошел в сторону, я чувствовал, что на глазах еще остались слезы, не хотелось все таки, показывать их, ведь мальчики не плачут. Через минуту я спросил.

- Значит я стану девчонкой?

Опустив взгляд я сел около него, его рука опять легла мне на голову, я тут же положил голову ему на колени и закрыл глаза.

- Не совсем, - глубоко вздохнув, он продолжил, - ты останешься мальчиком как есть, но внешность твоя будет меняться, и ты это заметил, она меняется быстрей, чем я ожидал, вместе с внешностью наверное будет меняться и твой взгляд на девочек и мальчиков, на игры, увлечения и на одежду тоже, - тут он опять замолчал, - внешне ты будешь похож на симпатичную, умную девочку с курносым носом и с косичками…

- Ну нет, никаких косичек, - тут же вставил я, он усмехнулся.

- Ладно, побреешься, - от этих слов мне стало легче, - ты у меня как бабочка перерождаешься…

- Пап, - вставил я, - гусеница перерождается, а бабочка уже из куколки вылупляется.

- Да, да, я это и говорил, - в его голосе я услышал смех, я поднял голову, он улыбался.

- То есть ты хочешь сказать, что я?…

- Именно, - закончил он за меня, - сейчас ты перерождаешься, твой организм перестраивается, расцветает, природа поступает всегда мудро…

- Фу, - сказал я.

- Почему? – спросил он.

- Девчонки, почему в девчонку? – возмутился я.

- А в кого, в твоего трансформера, - да нелепо звучит, - или в русалочку, - еще не лучше, или… - хотел было продолжить он, я понимал абсурдность моего возмущения.

- Ладно, девчонка дак девчонка, - я это сказал легко, наверное, по тому, что в душе понимал неизбежное или уже с этим согласился, а может то и другое, а может мне и в правду хотелось этого самому, я не знаю точно, но в данный момент я и в правду согласился с тем, что стану девчонкой.

- Постой, - сказал отец.

- Что? – удивился, я, как будто дело не решенное.

- Видишь ли есть, медицина не стоит на месте и профессор к которому мы ходили, - я стал вспоминать к кому мы ходил, для меня профессор это как доктор Айболит, в белой шапочке с усами и бородой, но такого я не припоминал.

- Это кто? – поинтересовался я.

- Галина Степановна, - тут я вспомнил худую женщину в голубом костюме и огромными часами на руке, - она сказала, что можно ставить специальные уколы для подавления женских гормонов, - я не выдержал и тут же спросил.

- И что я снова стану парнем? – внутри все заколотилось и я сел.

- Не знаю, и она не знает, но попробовать по моему стоит, как ты на это смотришь?

Как я смотрю, да здорово было бы, все забыть, что со мной было, но тут же я вспомнил, что сказал отец «природа поступает всегда мудро», а может так и надо, или нет пусть лучше она с кем-то другим экспериментирует, не со мной, а может… А не знал, что хочу, хотелось все вернуть, просто забыть, выйти на улицу и пнуть мяч так, что бы у тебя грудь не подпрыгнула в ответ.

- А это можно? – скрывая радость, спросил я.

Он развел ладонями и покачал головой. Я встал и пошел вдоль комнаты, август, жара, окно было открытым и я выглянул на улицу, во дворе почти никого не было, мамаши с колясками сгрудились под деревом, две девчонки гоняли на велосипеде, одна из них на повороте упала, ругаясь, встала потирая ушибленную ногу, я ее не знал, не видел раньше, а потом они укатились за дом и больше не появились. Я стоял и смотрел, на душе было легко, огромный груз свалился с меня, захотелось на улицу, я знал, кто я, что меня ждет, я благодарен отцу за разговор, и теперь я ощущал, как за спиной у меня расправляются крылья, мне захотелось летать, по настоящему полететь, поднять голову к небу, развести руки, оттолкнутся от земли и полететь за облака, подальше, как можно дальше.

У же через две недели мы всей семьей, я, отец и мама летели в Москву, в Тюмени не могли принять окончательного решения со мной, они просто не знали, что делать. Папа держал нейтралитет, сперва он был категорически против моего изменения в поле, мама же соглашалась, что так будет лучше, я же сам решил во, что бы то ни стало вернутся к жизни мальчишки. И даже когда мимо меня проходила девчонка, мне хотелось ее либо обозвать либо просто пнуть, внутри был протест, почему я.

В клинике, куда мы приехали ничего не изменилось, но я понял одно, что я не один такой, нас достаточно много, оказывается не только мальчики перерождались в девочек, но и наоборот, что там происходило с девчонками я точно не знаю, но проходя по коридорам больницы, я не мог с уверенностью сказать, кого вижу, парня или девчонку.

Дни тянулись медленно, опять анализы, осмотры, тесты, в основном я работал с психологами, они всех больше занимали мое время, посмотри вот это, а теперь это, как тебе вот этот цвет, а вкус, а как ты относишься к…, в общем, я не понимал зачем это, но старательно выполнял все их требования.

Мы жили в гостинице, не далеко от больницы, по вечерам было тошно, грустно и хотелось куда-то убежать, я с нетерпением ждал следующего дня в надежде, что все скоро утрясется, меня либо прооперируют, либо поставят укол или, вот или я не хотел и думать.

Сегодня в обед был консилиум, такое громкое слово, сперва пригласили родителей, они там почти час сидели, о чем так долго можно говорить, я даже не представляю, а потом меня вызвали. Мама с папой вышли, я остался один на один с кучей докторов, кого-то я уже знал, здесь были мои психологи, еще хирург, который меня осматривал, и еще три человека которых я не знал. Я сидел перед ними и отвечал на вопросы, я уже отвечал на них, но они все спрашивали и спрашивали, как будто я что-то от них скрывал. От напряжения у меня даже заболела спина, что они хотят от меня, ведь я то уже все решил, но они похоже, что нет. Потом еще раз вызвали маму с отцом и сообщили, что дают мне два дня на то, что бы я сам окончательно принял решение, я тут же ответил, что готов, но они не стали слушать меня.

Мне объяснили, что я не смотря на то, что стремлюсь вернутся в тело мальчика, по всем тестам наоборот ухожу в сторону развития девочки, я слушал и не понимал как это так, не может быть. И тут я не выдержал и разрыдался, по настоящему разрыдался, в захлеб, так я не плакал когда меня в первом классе побили мальчишки на улице и отобрали велосипед, но сейчас я рыдал по настоящему, и даже когда я успокоился, кончились слезы и силы, я не испытал облегчения, а только горечь и злость на родителей, что не заступились за меня.

На следующий день мы сходили в кино, прошлись по городу, мама тянула нас на Красную площадь, а я думал, что там такого, что все только туда и стремятся и все же мы съездили и посмотрели эту площадь, и вовсе она не красная. На второй день ожидания, то есть моего принятия решения, оно у меня ни куда не делось, я думал только об одном, скорей бы вечер, а там и утро и все будет кончено. У мамы разболелись ноги, я не хотел сидеть в номере и мы с отцом пошли в ближайший супермаркет, что бы поискать там книжный магазин, он давно обещал мне купить «Властелин колец».

Супермаркеты, они везде строятся одинаково, огромное здание с магазинами, кофешками и кинотеатрами, развлекательными центрами и опять магазины, магазины. Мы ходили с ним пожалуй бесцельно, так просто, что бы убить время, книжка была у меня под мышкой, толстая, почти две тысячи страниц, я горел желанием открыть ее и начать читать, но сейчас я просто смотрел по сторонам, было так много интересного, глаза просто разбегались, но я делал вид, что меня это не интересует.

Отец отошел, ему всегда нравилась классическая обувь сделанная из чистой кожи, я знаю, что некоторые ботинки у него уже более десяти лет и он не намерен их выбрасывать, только по тому, что они до сих пор в отличном состоянии, я его не понимаю. Я проходил вдоль витрин, не хотелось ни куда заходить, манекены так красиво одеты, как на обложках дорогих журналов, я раньше не обращал на это, а сейчас с удовольствием смотрел на них. Чувствовал ткань, узор, форму, я наслаждался зрительно, получал настоящее удовольствие от того, что могу вот так посмотреть, просто смотреть и все.

Летняя коллекция, лето уже кончалось, но на фоне яркой листвы, стоял манекен в кремовом сарафане, тонкие красные бретельки, большие красные, голубые и желтые полевые цветы, с низу сарафан был окантован широкой красной лентой с белыми цветами, а посередине небрежно был повязан белый поясок. Я никогда не думал, что одежда может быть красивой, просто не придавал этому значение вот и все, но этот сарафан так по летнему выглядел, он просто парил, как будто манекена вообще не было, я усмехнулся.

- Красивый.

Я вздрогнул, отец так незаметно подошел, что я даже чуточку рассердился, тут же отвернулся и пошел.

- Стой, ты куда? – спросил меня отец.

Я вернулся к нему, пожал плечами, мол не знаю, просто пойду, но сам тут же снова посмотрел на этот сарафан за стеклом.

- Мне нравится, - снова сказал отец.

- Ну, - начал мямлить я, - ни че пойдет, - хотя сам-то знал, что он замечательный.

- Померишь? – все так же спокойно спросил отец у меня.

Я усмехнулся.

- Смеешься? – поинтересовался я.

- Нет, - тут же ответил он.

Я знал его настрой относительно моего пола, знал, что он против того, что бы я превращался в девчонку, просто против и все, в прочим, так же как и мама, но в данный момент я не подумал об этом. В груди защекотало, я посмотрел на этот сарафан как на запретный плод, а запретный плод всегда манит к себе, вот и сейчас он просто дразнил меня. Женскую одежду я мерил только один раз, когда мама оставила на диване постиранную одежду девочки которой эта одежда была уже мала. Я прекрасно помнил то состояние, свой колючий взгляд, сутулость и вообще как гадкий утенок я тогда выглядел и по этому не намерен еще раз это пробовать.

- Терять нечего, за пример денег не берут, - снова сказал отец, - посмотри на себя.

Я присмотрелся в свое отражение, витрина прекрасно отражала, манекен в сарафане стоял передо мной, и по этому казалось, что это я в сарафане. Я выглядел я ничего, не так страшно как в прошлый раз.

- Пойдем? – сказал отец.

- Нет, - начал было сопротивляться я, - я же…

- А кто знает кто ты? – и посмотрел мне в глаза, - ну как.

- Ладно, - согласился я и вошел в отдел.

В отражении на меня смотрел не мальчика, это был уже не я, а девчонка, чуть хитрые глазки, округлости на груди и руки, теперь, что-то было и с ними не то.

Я зашел в примерочную, девушка, продавщица щебетала, принесла два размера, я еще раз посмотрел на себя в зеркало, отец стоял за спиной, лицо серьезное, как будто я мерю платья каждый день и ему это уже надоело.

- Пап, - многозначительно сказал я.

- Ах да, - спохватился он и стал задергивать за мной шторку, оставляя меня одного с зеркалом.

Девушка, что обслуживала нас, даже глазом не моргнула, неужели я так сильно изменился. Я держал в руках этот сарафан, мягкая ткань, совсем не такая как у рубашки, она даже чуточку просвечивала, кремовый оттенок выделялся на загорелой коже. Я снял рубашку, и стал рассматривать сарафан, с какой стороны его одевать, вот бирка, значит спина, подняв руки вверх, я стал втискиваться в него, неудобно, тесно, вот черт, подумал я, а джинсы, ага про них я забыл. Наполовину втиснувшись в сарафан, я стал стягивать с себя джинсы, что за умора, еще бы мешок на голову одел. С трудом стащив их с себя, я стал напяливать дальше сарафан. Справившись с задачей, я даже боялся посмотреть на себя в зеркало, поправил, складки, необычно, голые плечи, я не чувствовал на себе одежды, совсем не чувствовал, сарафан был легким, и мне казалось, что я стою голым, прикрытый какой-то марлей. И все же надо посмотреть.

Осторожно я повернулся к зеркалу… Тонкая загорелая шея, костлявые плечи, веревочка, то есть бретелька, и сарафан, я молча смотрел на себя, а еще глаза, да глаза не были колючими, они мне улыбались, улыбался и рот, чуть припухлые губы, то есть губки. Я состроил себе рожицу и засмеялся.

- Ты все? – спросил отец и стал приоткрывать занавеску.

- Ну постой, еще нет, - заартачился я.

Сказать честно я просто боялся показаться ему вот так, хотелось чуточку оттянуть время, он задернул обратно занавеску. Я смотрел на себя, удивительно, но я сейчас не узнавала себя, все было не так, и нос не тот, брови, да и волосы не те, я не узнавала себя. Стоп, в этот момент я в первые себя воспринимала не как он, а как она, и от этого мне стало так здорово, я подпрыгнула, повернулась спиной, постаралась рассмотреть как я выгляжу со спины, потом нова повернулась передом и приподняла сарафан до уровня груди. Подтянув ткань повыше я посмотрела на свою обнаженную грудь, в отражении она была другой, кругленькой, соски торчат вверх, но еще минуту назад их не было, они сливались, а теперь нагло торчали и это мне то же понравилось. Мне все нравилось, и сарафан, и то как я выгляжу и главное то как я себя сейчас чувствую, и сейчас мне казалось, что я всегда носил платья, не ощущал никакого дискомфорта. Я выпрямила плечи, приподняла подбородок, подмигнула себе в зеркале и отдернула шторку.

Отец наверное с минуту смотрел мне в глаза, а я в его, наше молчание прервала девушка, что принесла сарафан.

- Отлично, как здорово, сейчас вот тут, - она подпрыгнула ко мне за спину и что-то сделала с бретелькой, я почувствовала, как сарафан чуть приподнялся, а в месте с ним и грудь, я одернула плечами и все стало на месте, - еще вот так, - снова сказала девушка и ослабила пояс – отлично, ну как вам, поменьше не надо, нет, нет, - тут же сама себе ответила она, - не стоит, отлично, ну просто прелесть.

Я повернулась к зеркалу.

- Пап, как тебе? – только теперь отец заморгал и что-то не внятное пробормотал.

Я повернулась к нему спиной, постаралась покружится, но чуть было не шлепнулась, я это еще не умею делать, да и в кроссовках думаю не очень-то и выглядит.

- Ну, я так думаю, - начал было он.

- Нравиться? – снова спросила я.

- Круто, - только и пробормотал он.

Девушка, что вертелась около нас, спросила будем брать, отец взглядом спросил меня, мне почему-то хотелось не снимать его, а прямо вот так пойти. В мою кабинку заглянула какая-то дама и позвала свою дочь взглянуть на меня и предложила ей тоже померить такой же сарафан, наша продавщица тут же сбежала в зал за новым сарафаном. Мне как-то было не ловко перед отцом, мальчишка одел сарафан и готов щеголять в нем, но тут отец наконец-то заулыбался.

- А тебе знаешь ли идет, - у же не так сухо сказал он, - даже очень, очень. Берем?

Спросил он у меня, я приподняла плечи и кивнула в знак согласия, а тут появилась и наша девушка и попросила, что бы я снимала и она отнесет его на кассу.

- А можно в нем? – спросила я, - и неуверенно посмотрела на отца.

- Ну, я… думаю, что… а ты хочешь?

- Да, - тут же ответила я.

- Ладно, - только и мог сказать он.

Девушка отрезала бирку и убежала на кассу. Я сложила свои вещи в пакет, подошла к отцу и поцеловала его в щеку.

- Спасибо пап, - промурлыкала я, - я тебя люблю.

Его глаза засияли, не знаю правда от чего больше, от того, что я его поцеловала, или от того, что я шлепала в сарафане. Еще с минутку повертевшись у зеркала я готова была выйти в зал. Отец шел вереди, а я за ним осторожно как мышка скользила, но подойдя к кассе я приподняла голову и улыбнулась кассирше. Когда мы покинули отдел, отец медленно повернулся ко мне, он улыбался, губы были строгими, но глаза я видела как они сияли.

- Ну, что же, - и помедлив добавил, - дочка, идем дальше?

Я только и смогла, что кивнуть. Уже через минуту, мы были в отделе обуви. Женская обувь, что-то страшное, непонятное, я не стала рисковать и выбрала себе босоножки с низким каблуком, в прочем они практически ни чем не отличались от мужских сандалий, по этому я с легкостью в них сразу же пошла. Следующим отдел стало нижнее белье. Тут отец уже разошелся, он свыкся с тем, что я уже не я, что с ним его дочь, и что он просто гуляет со мной по магазинам и делает мне приятное, покупая всякие глупости, в общем балует.

В отделе женского белья, отец попытался мне, что-то указывать, но я его посадила на пуфик, мол не переживай, я разберусь, и пошла обратно в зал. Хотя как я могла разобраться, я в первые тут, и что тут вообще есть и надо, я представление не имела, меня спасла продавец. Видя мою нерешительность, она тут же предложила под сарафан тонкий лифчик, я посмотрела на него и ужаснулась, но кивнула. Потом она повела меня вдоль полок с плавками, мне хотелось, что-то с кружевами, по настоящему женское, но посмотрев на них я осознала, что они не для меня, мне нужен другой фасон, более широкий. Продавец, накладывала, снимала с полок и относила в примерочную.

Уже через минуту я стояла обнаженной перед зеркалом, я опять испугалась себя, хорошо, что меня ни кто, ни видит, я одела плавки, потом другие, потом следующие, все было не то, и только одни мне понравились, они подошли прекрасно, такая же красная кайма как у сарафана, маленький бантик, наверное такие скромные носят девочки, но я тогда кто же, я и есть она. С лифчиком оказалось все проще, они мне все нравились, и все же я выбрала себе такой же незатейливый как и плавки. Оторвав бирки я просунула руку за штору и отдала их продавщице, та хотело было возмутится, но оставила меня в покое.

Через пять минут мы сидели с отцом и лопали пиццу, я так проголодалась, похоже, что он не меньше моего изнервничался, но я была довольна, я по настоящему была довольна и мне совершенно не хотелось идти в гостиницу, мне хотелось гулять, почувствовать свое новое тело, свой новый мир. Почувствовать взгляды, увидеть улыбки, осознать, кто я такая, я просто была счастлива.

Мама нас не поняла, она даже не узнала меня, но это отдельная история, а вот на следующий день когда мы пришли в больницу и нас встретил мой доктор. Он обратился к отцу, мама принципиально не пошла с нами, доктор спросил у отца, когда я подойду для окончательного ответа. Я стояла рядом и практически в упор смотрела на него, а он не узнавал меня и только когда он предложил доктору самому спросить у меня, только тогда он увидел кто я.

- Значит, да, - только и сказал он.

Да, означало, что мы ничего не будем делать, что оставим все на своих местах, что у меня теперь будет другая жизнь, я еще не знала хорошо это или нет, но тогда я только это и хотела. Ну что же Лешка, так меня звали до того как, теперь же я буду Женькой или просто Женя, это имя мне давно нравится, а почему бы и нет.

Обратно мы ехали на поезде, мама молчала, я все жалась к отцу, он обнимал меня, целовал в лоб и что-то мурлыкал, ну прямо как кот. Я читала свою книгу, боялась своего города, боялась друзей, мне становилось страшно и только после того, как отец сказал, что мы переедем, я успокоилась и сладко уснула.

Эксперимент природы, мутация, новый шаг в развитии человечества, что это, кто я, почему я, и зачем это? На эти и еще сотни других вопросов я не могла найти ответа, как это повлияет на мою жизнь, не знаю, кажется за это лето я так повзрослела, я не просто выросла, не просто поменяла он на она, я стала совершенно иной, во всем, другие чувства, даже запахи теперь другие, и сны которые приходят ко мне, так же стали другими. Мне хочется петь, прыгать, кричать, рисовать, свистеть и стоять на голове, мне хочется наряжаться, хочется быть красивой. Мне хочется, просто цвети. Интересно я смогу превратиться в бабочку или так и останусь в куколке. Вдоль окон пролетали поля и деревья, стук колес по рельсам убаюкивал меня, я смотрела на свое отражение в окне и улыбалась, моя сказка только начиналась, я в это верила, и я это знаю.

Приехала я в город в нормальных джинсах, ни папа ни мама не хотели, что бы кто-то знал кто я, да и сказать честно мне и самой не хотелось, психолог в больнице мне все пояснил, такие как я считаются в обществе изгоями, они их не понимают, презирают, а соответственно унижают, подымая тем самым свое глупое я. Уже через неделю отец снял квартиру в другом конце города, вопрос с продажей квартиры затянулся, а мне нужно было идти в школу, так, что в новую квартиру я приехала в своем новом сарафане. Папа и мама старались, я прекрасно понимала сколько это все стоит, вся моя одежда пошла в мусорку, даже мой школьный рюкзак и тот улетел в след за курткой.

Мама очень переживала как я пойду в школу, там ни кто не знал кто я такая, кроме директора школы, у меня были новые документы, теперь я официально была девочкой, день рождение тоже осталось, меня освободили от физкультуры, но от физической работы по школе нет, мне даже присвоили инвалидность, это меня всех больше рассмешило, но не стала оспаривать, деньги нам сейчас очень были нужны.

8 «а» класс, меня представили и усадили на третью парту, раньше я сидел за четвертой, необычно сидеть так близко. Первый день я вообще ничего не слышала, что там говорил учитель, я думала о себе, как я, все ли нормально, как прическа, я пропустила мимо ушей когда ко мне подсела прыщавая, толстая девчонка, засаленные манжеты и желтые зубы. Из ее разговора я поняла только одно, что меня хотят видеть, то есть я должна представится перед кем-то. Похоже как говорил мой папа эта толстуха выполняла роль шестерки, и меня хотели демонстративно поставить на место, но я не в тюрьме и меня нечего ставить, они еще не знают кто я, по этому выслушав ее, я поблагодарила, но не сдвинулась с места. Однако когда я решила выйти из класса, следующим уроком должна быть астрономия, а она в другом классе и я не хотела опоздать. Вот тут меня и зажали.

Я не думаю, что стоит пересказывать все то, что мне начала плести толстуха, я только попросила ее отойти в сторону, а она.

- А то, что? - она меня достала, я знала только одно, не она тут командует, а та парочка долговязых, что только, что вышли.

Я схватила ее за шею и со всей силы дернула на себя, эта жирная кукла даже не поняла как ее нос встретился с моим коленом, а потом я ее отбросила. Мгновенно наступила тишина, а потом крик, такой будто ее резали, я стояла молча и наблюдала за ней, как она плевалась кровью, она хотела было бросится на меня, но тут ей дорогу перегородили парни. Ну вот и познакомились, подумала я и протиснувшись в дверь ушла из класса.

После школы меня провожали, я радовалась этому, на ряду с минусом я получила огромный плюс, познакомилась с ребятами, это шайка девчонок всех достала и не каждый решался ей противостоять и я понимала, что это еще не все, но просить помощи не собиралась. На следующий день, они похоже решили меня достать, то кидались в меня, то плевались из трубки, я терпела, не хотела накалять обстановку, но и терпеть уже не могла.

На третьем уроке, мой непонятный предмет, тригонометрия, я и так ни черта не понимала в ней, была вся взвинчена, а тут еже эти, как еще я могла из называть, только эти. Они сидели на последней парте, скрутили из бумаги трубку и пытались в меня попасть своей жвачкой, и в се же одна попала мне в волосы. Я повернулась, ну надо же меня удостоилась сама дылда, ну так я ее назвала, она самая длинная, волосы в мелкую химию закручены просто болонка переросток. Я подняла руку.

- Можно, на минутку мне встать? – попросила я у учителя, она тут же согласилась.

Я встала, поправила юбку, пол класса смотрело на меня, я повернулась и пошла в конец класса, я знала, что именно болонка переросток в этот раз плюнула в меня, как бы показывая своим класс мастерства. Я спокойно подошла, ехидная улыбка, да знакомая мне, и ни сказав ни слова со всего маху влепила ей такую пощечину, что ее голова с грохотов врезалась в шкаф. Думаю, дальше писать не стоит, что тут началось, урок был сорван, уже через десять минут я сидела в кабинете у директора, но похоже, что не только меня это болонка достала, так что уже через минуту меня выпустили. Сегодня я была героем класса, я не стремилась к этому, так получилось, но я очень радовалась, очень.

Время летело не заметно, я легко вошла в новый образ, и не скрою то, что он мне нравился, в интернете я перечитал огромное количество статей про гермафродитов, да именно так я теперь назывался, но я теперь знал точно, что в природе такое очень часто, а у некоторых видов животного мира, это вообще нормально, в определенный период вид мог был самцом, а потом самкой и при необходимости мог снова поменять свой пол. Оказывается, что гермафродиты сильно распространены у южных народов, но и у европейцев их оказалось достаточно, просто не афишируется информация. Есть ложные гермафродиты, то есть когда мужчина чувствует себя женщиной и у него вырастает грудь, но в реальности она ложная, и порой у такого человека даже щетина остается.

Насчет щетины, мне сейчас 15 лет, а щетины нет, и вообще волосы стали мягче, или мне так кажется, раньше я не очень-то обращал на это внимание. Есть еще и транссексуалы, трансвеститы, кроссдрессеры, но все это связано не с биологическим решением природы, а с социальным, мужчина не хочет быть мужчиной по тому, что общество где он живет жестко связывает роли женщины и мужчины, вот у них и начинается протест, они могут иметь нормальные семь и детей, но душевно, эмоционально они ставят себя на место женщины.

Еще немного я могла бы наверное защитить кандидатскую по этой теме, но чем больше я узнавала тем спокойней мне становилось, и я понимала, что я не отклонение, не урод, не мутант, я это я, новое творение природы, мне нравилось мое тело, смотреть на него, гладить, одеваться, слушать свой голос, петь и прыгать, я чувствовала себя как никогда.

И вот еще, что странно, я стала лучше учится, к новому году у меня появились даже пятерки, это не потому, что девчонки умней, нет, просто у меня появилось время, ведь первые пол года я почти все время сидела дома, был дискомфорт, хотя появилось много друзей, как парней так и девчонок, но парней больше, я их лучше понимала по этому и тянулась к ним сама.

Через месяца два после приезда из Москвы, мама меня окончательно приняла такой какая я есть, помог папа, и я еще раз ему в этом благодарна, он же сам вел себя так как будто я всегда была его дочкой, а вот я иногда нет. У меня появилась застенчивость, раньше мог в одних трусах выйти из комнаты и пойти на кухню, теперь все изменилось, наверное подсознательно я не хотела шокировать родителей, напоминать кто я изначально. Я научилась носить обувь на каблуках, часами топала по комнате, постепенно все получилось само собой, двигать руками, не так-то просто это делать когда у тебя грудь. И вообще мне хотелось стать дамой, не просто девчонкой, я насмотрелась в интернете на вульгарных гермафродитов, не хотела быть похожей на них, я не такая, я чувствовала себя иной, нежной, цветком, в общем, просто дамой.

Это заставило меня читать дамские романы, скучновато, да и наивно, но слова, жесты, манеры, вот, что мне нужно было, я смотрела фильмы, а потом пыталась так же как героиня ходить, смотреть, держать голову и протягивать руку. Может я и переигрывала, но зато многому научилась и уже после нового года я решилась пойти в театральный кружок, а почему бы и нет, я и так играю, а весь мир мои зрители.

Там я познакомилась с Лерой. Смешная, молчаливая девчонка ростом чуть больше метр шестьдесят, сама-то я высокая, последний раз когда мерила рост, я завела специальную тетрадку и еженедельно замеряла свои пропорции, а еще я фотографировала свое лицо, мне хотелось знать, что и как со мной происходит. Дак вот Лера, не смотря на то, что она не высокая, но и не пухленькая, она умела замечательно играть на гитаре, и как это ей удавалось коротенькими пальчиками так перебирать струны, а еще она пела. Голос у нее бархатный, не высокий, мягкий, она любила петь романсы, а я слушать, так вот мы в кружке и познакомились и очень сдружились.

Любила ли я кого-то? Да интересный вопрос, вот кого? Парней я воспринимала как друзей и не более, у меня ни разу не возникло ощущения, что, кто-то мне может понравиться, нет просто и все, а вот девчонки, тут все по иному. Сразу после нового года, когда я начала ходить в театральный кружок, я почувствовала, что мне нравятся целых три, да, я не ошиблась именно три девочки, но они только нравились и все. Первая Света, мы вместе с ней учились в одном классе, рыжая, жутко активная, очень часто с синяками, дралась, но болтала всякую глупость, вторая, я не знаю даже как ее зовут, и как мне казалось она на класс старше моего, высокая, выше меня, черные волосы, и все время смеялась, я встречала ее редко, но думала все время про нее.

Третья девчонка которая мне нравилась, я даже думала, что влюбилась в нее, была Ира из параллельного класса, мы жили рядышком и часто возвращались домой в месте. При ее виде у меня все сжималось, я как дурочка опускала голову, боялась встретится взглядом, пропускала ее в перед и плелась за ней до самого дома. Но потом я встретила Леру, и все изменилось, буквально все. Теперь я поняла, кто я, что я потеряла, ложась спать я плакала, тихо плакала, я не знала, что мне делать, я действительно в нее влюбилась, и если ее не было на репетиции, я то же уходила, не могла играть.

Мы подружились, получилось все очень просто, она подошла и пригласила меня к кафе, в театре где мы репетировали, на втором этаже всегда работало кафе, а потом она приучила меня ходить на все новые спектакли. Театр я сама ни очень любила, относилась к кружку как хобби, но с ней мне было приятно сидеть, провожать, заходить в гости, пить чай, и просто болтать. Я узнала, что она увлекается археологией и каждое лето ездит в экспедиции, ей нравится костер, и петь перед ним по вечерам песни, еще она любит писать стихи, но никому не показывает, стесняется, а мне она их читала, приятные, как вода в ручейке. А еще она читает исторические романы, про рыцарей, дам и всякую подобную чепуху, то есть для меня чепуха, но для нее это особый мир.

Я стала чаще заходить к ней, смотреть на нее как она играет на своей потертой гитаре, как ее губки шепчут слова, а глазками она стреляла в мою сторону, мне нравилось быть с ней, но не смотря на это, я чувствовала в своей душе горечь, какую-то обиду, на саму себя, и безысходность. Дома я плакала, я понимала, что это моя первая настоящая любовь, и она вот такая пустая, глупая, безответная, я даже не могу ей сказать как она мне нравится, как я ее люблю, как хочется просто подержать ее руку и может даже поцеловать. Я могла всю ночь проплакать, передо мной был тупик из которого я не видела выхода, огромный, пустой обрыв, теперь я жалела, что не дала тогда отрицательный ответ, может быть можно все исправить, вернуть обратно, но… Тут я понимала, что я буду уже не та, что сейчас и Лера, будет на та, может она и не посмотрит на меня больше, что тогда, я была в такой растерянности, что не знала, что делать и даже от этого заболела.

Неделю я провалялась дома, просто держалась температура и все, ничего не болело, только температура под сорок и днем и ночью. Мама изволновалась, то таблетки, то чай, лишь пожалуй только папа понимал причину моей болезни, но и он ничего не мог поделать, он садился около меня, я прижималась к нему и мы так долго молчали, я снова слышала стук его сердца, он гладил мои волосы, что так сильно отросли, а потом он брал книжку и читал, просто вслух читал.

Весна наступила неожиданно, вот были грязные сугробы, и вот уже их нет, асфальт подсох, холодный ветерок, но солнце печет. Скоро экзамены и потом последний год учебы, сейчас я задумывалась куда пойти после школы учится, мне нравилась психология, нравилась медицина, мне нравилось фотографировать, у отца я брала фотоаппарат и снимала, так много можно показать только одним кадром, не зря фотографов называют властелинами времени, они его останавливают и как в параллельном мире теперь существует фотография со своим стоп миром.

Я продолжала ходить на театральный кружок, не могла не ходить, хотелось бросить, но каждый раз приходила на него, вставала на сцену и начинала играть свою роль. Лера мне улыбалась, подмигивала, хватала за руку и таскала по городу, а однажды я увидела своих старых друзей, еще до своего перерождения. Витька посмотрел на меня, прямо в мои глаза, я от страха чуть не убежала, но он отвернулся, даже не узнал меня, не ужели я так сильно изменилась, они ушли и я с облегчением посмотрела им в след.

Лера, Лерочка, Лерка, Лерусик, как только я не называла ее про себя, я так и не могла согласится с мыслью, что мне суждено быть влюбленной как за зеркалом, как из другого мира, я могла любить, но не могла надеяться получить в ответ хоть взгляда, шепота, ответной улыбки. Лера ко мне привязалась, как к своей младшей сестре, приглашала домой, обнимала, чмокала в щечку и все так же читала свои стихи, а потом она пропала. Ее не было в кружке уже вторую неделю, в контактах она не отвечала, телефон был заблокирован, и я решилась сама прийти к ней домой.

Вот ее дверь, невзрачная, как-то я раньше не обращала на это внимание, а в друг она уехала и ничего не сказала, дрожащим пальцем я надавила на кнопку звонка. Тишина, я еще раз надавила, снова тишина. Не зная, что делать, я постучалась, хотя зачем, ведь и так ясно, что никого нет, второй раз я уже настойчивее барабанила в дверь. Щелчок, дверная задвижка сработала, я замерла, рука повисла в воздухе. Дверь открыла Лера, она выглядела ужасно, волосы взлохмаченные, под глазами синяки, покрасневший нос, как будто у нее сильный насморк, непутевый мятый халат, казалось она стала еще меньше и от этого халат на ней просто болтался.

- Ты пришла? – только и прошептала она.

Я вошла, в ее комнате был полный бедлам, вещи раскиданы, книги на полу, она к ним всегда так почтительно относилась, но теперь они валялись везде. Засохшие цветы, листки бумаги, кресло и плед, застоявшийся воздух и полумрак за шторами.

- Так, - только и смогла сказать я.

Значит хандра, бывает, надо лечить, не я последняя и не ты первая, подумала я и пошла быстрым шагом на кухню. Уже через несколько минут я пришла в комнату с горячим пахучим чаем, усадила Лерку в кресло, забрала у нее плед, так можно растаять под ним, и открыла по шире шторы и окно. Она завизжала и подтянула под себя ноги, но ее возмущения на меня не подействовали, через пять минут ее комната уже выглядела достаточно прилично, вот цветы я уже не смогу спасти, но все же на всякий случай полила и их. Лерка сидела в своем кресле и не понимающе следила за мной, захотелось схватить ее, утащить в ванну, вымыть, выстирать, но я ограничилась только тем, что взяла расческу и начала осторожно распутывает ее сбившиеся волосы.

- Ты когда ни будь, любила? – спросила она меня, смотря перед собой.

- Да, - спокойно ответила я, - я и сейчас люблю.

- И как оно? – без эмоционально спросила она.

- Честно, - решительно сказала я, - тяжело и больно.

- Неужели что бы любить надо страдать? – похоже она говорила сама с собой.

- И в кого же ты влюбилась глупенькая? - я не почувствовала ни какого укола ревности, наоборот захотелось прижать ее и прошептать какую ни будь чушь.

Она молчала, не хотела говорить, а я и не настаивала, я просто расчесывала ее патлы, ну как можно еще назвать волосы которые похоже уже третий или пятый день не расчесывали, а волосы то у нее длинные.

- Жень, - она обратилась в пустоту.

- Да, - спокойно спросила я.

- Поцелуй меня, - спокойно сказала она, - просто поцелуй.

Я остановилась, внутри все напряглось, пальцы, что держали расческу, мелко задрожали, я отпустила ее и убрала руки, внутри все взорвалось и наступил вакуум, тишина, кромешная тишина, трудно представить, что мир может существовать без звуков, но сейчас для меня наступило то самое время когда я не слышала ничего, даже стука своего сердца.

Я стояла у нее за спиной, Лера сидела поджав под себя коленки, нелепый халат, похоже он был вообще не ее, огромный и чуть свисал с плеч, как я сразу на это не обратила внимание, но сейчас я заметила ее веснушчатые плечи. Она молчала и смотрела куда-то в перед, в пустую стену. Осторожно я коснулась ее головы, пальцы продолжали мелко трястись, но просто так стоять я не могла, я боялась этого сделать, но найдя в себе храбрости, я нагнулась через ее плече, коснулась щекой ее щеки. Лера медленно повернула в мою сторону голову, но глаза остались смотреть, на пустую стену. Я чуть вытянула губы и коснулась ими ее по детски надутые губки, они были мягкими, теплыми, нежными и сладкими. После прикосновения, я почувствовала как на моих висках напряглись венки, я ощутила как натягивается над ними кожа, и то как кровь стала приливать к лицу, я чувствовала, что краснею, лицо начало гореть.

Она прикрыла глаза, так вот просто взяла и прикрыла их, губки еще чуть больше потянулись в мою сторону, я слегка нагнулась в перед, совсем чуть, чуть и поцеловала ее в губки, а потом еще и еще. Лера, приподняла голову в мою сторону подставляя свои губки моим поцелуям, а я все не могла успокоиться, все целовала и целовала. Мне показалось, в этот момент я потеряла рассудок, я просто ничего не помню как это произошло, но когда ко мне вернулась возможность осознать, что я делаю, я поняла только одно. Я ее не просто целовала, моя рука, что лежала у нее на шее теперь была под ее халатом и гладила обнаженную грудь Леры. Я испугалась и отдернула руку, выпрямилась, поцелуй разорвался.

Мне стало стыдно, что я вот так воспользовался, да в этот момент я себя ощутил им, доверчивостью Леры и похотливо начал ее тискать, мне стало за себя противно.

- Извини, я не хотела, - и попятилась спиной к двери, - извини.

Я вышла в коридор и начала быстро одевать шлепанцы, за спиной раздался шелест халата Леры и она бросилась за мной.

- Стой, стой, - закричала она, - стой, - снова повторила она уже у меня за спиной.

Я встала, ощутила ее дыхание, потом она обняла меня и прошептала.

- Не уходи, я люблю тебя, понимаешь, люблю, люблю.

Она стояла прижавшись ко мне и дышала мне в спину. То, что не могла сказать я, сказала она, и сейчас я была по настоящему счастлива, я не знала, что мне делать, не знала, как повернуться к ней, я просто стояла и наслаждалась ее присутствием.

- Я тебя тоже люблю, - набравшись смелости сказала я.

Ее руки так сильно сдавили меня, что я даже екнула.

- Я знала, знала, - и Лера начала целовать мою спину.

А потом, потом, мы буквально вцепились в друг друга, и целовались, целовались, ноги устали, но мы не сходили с места, глаза, губы, волосы, нос и брови, я хотела ее всю исцеловать, я знала каждый пяточек ее лица, я еще раньше целовала ее в своих снах, а теперь я только была уже не во сне, и она была со мной тут, а не в другом конце города.

Так мы простояли в коридоре наверное час или больше, на следующий день у меня болела челюсть, но тогда, мы смеялись, прижимались к друг другу, смотрели в глаза и шептали, что шептали, понятия не имею, что, но голос, его тон говорил о чистоте, желание, это больше было похоже на мелодию чем на наши голоса. Уже когда мы сидели на кухне и пили ее любимый цветочный чай, она сказала, что ей очень понравилось как я ласкала ее грудь, что на до сих пор ощущает мою руку на себе. В ответ я только ей улыбнулась.

Что такое любовь, я не знаю, не могу ее описать, ни литературным языком, но простыми словами, это, что-то огромное, общее между музыкой и порывом в душе, между небом и падением, между жарой и ознобом спины, это что-то нежное и теплое, то, что рвется из тебя наружу и не дает думать, то, что наполняет тебя пением и дыханием. Любовь, теперь я знала, что люблю ее, не знаю, что дальше, я знала, что первая любовь самая тяжелая, самая надрывная, я не представляю, что будет дальше, но сейчас я любила Лерку, а она меня. Мы встречались буквально каждый день, каждый день целовались, так, что бы никто ни видел, целуются парни и девчонки, но девчача любовь, это еще одна сторона непонимания общества, и я не хотела осуждения, не хотела взглядов и порицаний, по этому мы чмокались, так наверное можно только и сказать, там где ни кто не видит, в подъезде, в лифте, за углом, в ванной и на кухне.

Я знала только одно, что рано или поздно мне придется признаться ей в своей тайне, но поймет ли она меня, примет меня такой какая я есть или все рухнет, я боялась этого, но быть честной с Леркой мне хотелось больше всего. А однажды когда мы нацеловавшись лежали на полу в ее комнате, я держала ее за руку, хотелось постоянно ее ощущать. Лерка села и сняла с себя футболку и осталась по пояс обнаженной. Она красивая, у нее небольшая подростковая грудь, маленький с пяточек розовый сосок, плоский животик и длинная шея, она красивая. Я лежала и любовалась ею, хотелось прикоснутся, провести рукой по ее телу, ощутить не только его тепло, но и трепет, услышать как бьется в ее груди сердце, поцеловать ее кожу, мне это очень хотелось, но я лежала и любовалась ею.

Увидев это, то, что любуюсь ею, Лерка начала кривляться, подымать свои ручки верх, вытягиваться, садится на коленки, поворачиваться ко мне спиной и показывая язык отворачиваться. Она как ребенок вертелась, порой не знала, что ей еще сделать, как бы себя еще показать, огромные глаза сияли, а рот не закрывался от улыбки, она подкралась ко мне и играючи стянула с меня блузку, а затем и сам лифчик. Потом она прижалась ко мне всем телом и впившись в мои губы замурлыкала.

Я могу назвать это счастьем, любовью, наслаждением, страстью, как угодно, но мы не могли быть без друга. Нехотя я уходила домой, с нетерпением ждала следующего дня, но я должна была сказать ей все про себя, я не могла иначе.

Сегодня был последний день в школе, завтра каникулы, меня как инвалида по справке освободили от отработке в школе, и я сразу побежала к Лере, в школе ее не оказалось, дома тоже, я шла по городу по тем местам где чаще всего ходила она. Я увидела ее, она подстриглась, свои длинные волосы она буквально обкромсала и сделала замечательную прическу каре, ну прямо француженка. Ушки прикрыты, ровная с загибом челочка, открытая шейка, чуть выпирающие ключицы, Лерка стала худенькой, ну прямо девчонка, она сияла. Увидев меня, она с визгом бросилась на шею, на обнимавшись, она прошептала.

- Как тебе, - и потрясла головой.

- Круто, - что же еще я могла сказать.

Не заходя к ней домой мы пошли гулять, уже стемнело, а я не хотела возвращаться, гложила мысль о том, что я должна сегодня все рассказать, не завтра, так я буду уходить все дальше и дальше, а потом начну врать, нет надо сегодня. Стемнело быстро, найдя тихое место, что бы ни кто ни мог меня услышать, я посадила Лерку и присев рядом все ей рассказала. На душе было скверно, но легко, она молчала, только глазами хлопала.

- Ты меня разыгрываешь? – спросила она.

- Нет, - ответила я.

Улыбка на ее лице растаяла, пальцы бестолково стали поправлять прическу, а потом она не попрощавшись убежала, а что я ожидала, что она скажет, мол круто, нет, все кончено. Я не могла плакать, хотя очень хотелось, но я поступила честно и это для меня было главным, по этому я испытала облегчение и хоть с паршивым настроением я вернулась домой, спала легко.

На следующий день, я с утра убежала устраиваться на работу, хотелось помочь родителям, хотелось просто самой что-то купить для себя, и вообще мне хотелось хоть чем-то себя занять лишь бы не думать о Лерке, все проехали, так думала я, но ошиблась. Подымаясь по ступенькам в подъезде, я услышала ее голос.

- Женька, - голос был жалобным, тихим.

Я повернулась к ней, зачем стоять спиной к тому, кого ты любишь. Она стояла у окна опустив голову и осторожно шагая ко мне, я молчала, не знала, что и говорить, Лерка подошла и уперлась головой мне в грудь.

- Я люблю тебя, - дрожащим голосом сказала она, - и мне совершенно все равно кто ты, я люблю, понимаешь, люблю.

Ее голос дрожал, я не испытывала жалости, я испытала гордость за ее слова, за себя, и признаюсь, я молча ликовала, обняла ее, прижала к себе, а потом… в общем пошлепала ее по попке. Лерка встала на цыпочки и вытянув шейку подставила свои губки для поцелуя. Через минуту, я втащила ее в свою комнату, она стояла и молча смотрела на меня пока я снимала с нее одежду. Лера стояла голой, такой беззащитной, тоненькая шейка, огромные глаза, узкие бедра и чуть прикрытый пушком лобок. Я подошла к ней и поцеловала, потом еще и еще, она стояла и подставляла под мои поцелую свое тело, а я целовала и целовала.

Хочется узнать был ли у нас секс? Огорчу, нет не было, мы по детски изучали наши тела, гладили, смотрела, прижимались, нюхали и ласкали, мы изучали себя, я была в восторге от ее тела, а она от моего, я целовала ее соски, а она мои, я гладила ее животик, а она мою спину. Я восторгалась природой которая создала такое совершенное тело, удивительное и столь сексуальное, меня тянуло к нему, не только как парня к девочке, а чем-то иным, столь тонким, что я не могла ощутить эту связь.

Насладившись друг другом, мы легли на спины и молча смотрели на потолок, пустой, совершенно пустой потолок, но за ним кроется небо, голубое, томно голубое, светло голубое, бирюзовое и черное, алое и розовое, и оно там за этим потолком. Я смотрела на него, улыбалась себе, всем улыбалась, я чувствовала запах лета, его тепло, истому, я просто улыбалась, ведь я была счастлива, необычайно счастлива, и если кто-то еще не любил, я желала ему испытать это состояние, глубокой, разрывающей всю душу любви. Я вспомнила строки «минуты счастья, стирают годы невзгод», ведь мы с Леркой самые счастливые на всем белом свете. Белый потолок, он такой странный, как будто может от меня, скрыть небо.

Эта странная история, странной девушки, странного парня, написана для вас, для всех тех кто любил или был любим, для тех кто трепетал от одного имени любимого, кто злился и прощал, кто целовал и гладил, кто просто способен любить, это странная история для вас.



Елена Стриж (все авторские права защищены)2012

Пишу на заказ

elena.strizh@mail.ru